Ростов – город мурый и сонный, совсем не Одесса, но, иногда выкидывает хохмочки очень даже парижские, эдакие из начала века. В переулке Газетном-угол Эгельса есть старый подвал. Ещё год назад в нём располагался мрачный государственный сортир, эдакая модель переношенного, развитого социализма конца 80-ых.
Давно это было. Уж не знаю, как там, в начале века обстояло в Ростове с общественными уборными, но «творческой молодёжи» (скажем по-газетному), было куда пойти, посидеть, пообщаться, да и выпить, чего грех таить?
То ли дело сейчас – сколько у нас безалкогольных кафе, но сидит там мажорщина, рыгающая «предварительным» шампанским», да обкуренная урла.
Так вот, было на месте нашего сортира в Газетном переулке. Поэтическое кафе «Бим-Бом». По слухам и преданиям, здесь читали Маяковский, Есенин, здесь короновали Хлебникова. Он приехал в Ростов, как теперь говорят, стопом. На главный вокзал гения пошли встречать местные ценители.
Естественно, выглядывают мужика в шляпе, дорогом сюртуке и, может даже, с тростью.
А голяк вокруг полный. Казаки, бабки-мешочницы, фраера, вокзальные, а поэта нема-а-а…
Лежит на перроне под скамейкой шаромыга чумазый и шутит, дескать, не меня ли, господа, встречать изволят?
Да, пошёл, ты…сердечный! Хлебникова дожидаем, поэта всех поэтов!
Так я и есть ваш Хлебников.
Вот так и встретились-то.
Война по-своему город отреставрировала. Видел я фотографии как раз этого здания, сделанные в 44-м. От поэтической забегаловки не оставила она ни Бима, ни Бома, вой один. Фотографический стон камней.
В пятидесятых Ростов всё больше окоммерчивался, а центр, заражённый синдромом знаменитого старого базара. Всё больше походил на нужник. Так и по сей день – магазины, да конторы.
Сатана – парень творческий. Надоумил он местных художников сделать в кооперативном туалете выставку, да не просто там натюрморты с портретами, а авангардистскую. Кооператоры оказались не жлобами, творческий порыв оценили и одобрили, ребятам даже гонорар пообещали – если народ хорошо пойдёт.
И вот – торжественное открытие. Возле Бим-Бом-Сортир-Корпорейшен толпа экзотической наружности, немцы. Пара американок и наши местные, донские иностранцы из училища Грекова и рок-клуба.
Вовремя я заскочил в нутро авангардизма, ибо. Спустя три минуты на двери появилась табличка: «Извините! Закрыто. Нет воды».
На самом деле была другая причина: не успели открыть, как тут же всё повинтили. Не потому что городские власти такие отсталые и не перестроившиеся застойные бюрократы, а дело вот в чём: на выставке подвизался небезызвестный рок-герой, а также заслуженный деятель всех новаторских искусств Мирослав Немиров. Народная кличка – Провокатор. Славик похож на всех киношных анархистов, умных, подлых очкариков, какими их делал наш кинематограф в эпоху застоя. Славик, вообще-то, парень хороший, но, увы, опять не довёл мероприятие до конца. Слишком пересамовыражался.
Будучи штатным поэтом выставки, Немиров расклеил по всему туалету в самых смотровых и запаховых местах, свои стихи. Увы, не было времени затащиться от поэзии Славы, а, может быть, я ещё тезаурусом не вышел.
Так вот, одна солидная гражданка, справляющая нужду, уткнулась носом, тьфу, уткнулась то есть мученическим взглядом, в немировский перл, а там – мат-перемат, да ещё и в рифму с образами-гиперболами и прочей метафоро-мурцефалью.
Гражданка взбесилась, сорвала сии «физикл-граффити» и помчалась доносить в газеты и обком. Ну а дальше-то сразу приказ, сигнал и вот уже красные, мокрые кооператоры орут на Авдея Тер-Оганяна, продюсера выставки: «Что ж вы нас, братцы, хлеба лишили, мы вам поверили, а вы – тудыть-растудыть…»
Тут и телевидение подъехало, началась такая забавная пьеса! Посетителей-то ещё не всех убрали – кто штаны застёгивает медленно, кто тщательно руки моет, чего раньше никогда не делал. Неохота уходить – интересно же! Тянут резину, а братва телевизионная хохочет, да снимает картины подле писающих мужиков! Тут известный на Дону тележурналист Витя Маликов затеял брать интервью у Авдея с Тимофеем.
Оператор кричит Авдею: «Портфельчик отставьте в сторонку, не эстетично!»
Авдюша же – ни в какую – вцепился в портфель радикально-поносного цвета, расписанный белыми полосочками, видать ценные бумаги там хранятся.
- Ну чёрт с ним, с портфелем – говорит Витя – Давай интервью, что ли.
- Нате, возьмите – отвечает тот самый чёрт с полосатым портфелем. И пошло и поехало – вначале Серёжка Тимофеев перебивал, а Авдюша давал, а потом наоборот. Главное – говорят – чтоб народу не скучно было.
А Маликов всё свою перестроечную линию гнёт: «Вам, ребята, наверное, эти, из Союза художников не давали выставляться по-человечески, вот вы и решили…»
«Отчего же, отнюдь» - выделывается Тер-Оганян.
«Ведь правда не давали» - честно заявляет Тимофей – а тут, чем не место, да и внимание к искусству надо привлекать, чтобы везде искусство было, и здесь тоже».
А в женском отделении, говорят, картины были даже посильнее. Эх, жаль…
«Почему же – тут как тут говорят американки – сходите – вы же картины посмотреть, а не…»
Рядом два выпивших мужика пальцами в ширинку не попадут, а со мной рядом – Саша – товарищ мой и рок-н-ролла, из кармана у него торчит бутылка жигулёвского.
«Ты где пиво-то?»
«Да рядом, на Подбельского»
«А очередь?»
«Да никакой!»
«Никакой?!» - в восторге переспрашивают мужики и – вверх по лестнице, галопом!
Что живопись? Пиво без очереди – вот сенсация!
Сашу просят пописать для телевидения. «В камеру?» - переспрашивает весёлый Саша.
«Да нет же, в унитаз, над которым висит картина Тер-Оганяна» (отдалённо напоминающая полотно Рембрандта «Даная»).
«Э, нет» - отвечает Саша.
«Не бойтесь. Вы спиной станете, лица не видно будет»
«Нет, это уже политическая акция, провокация, если хотите.
Американки заходятся истерическим хохотом. Витя Маликов всё мучает бедных художников вопросами – как да как до этого додумались?
Я разглядываю вырезку с репродукцией из американского журнала. На ней – красивый племенной бык и рабочий-фермер ухаживает за ним.
Вот оно. Стало быть, не только наши мастера кисти писали почётных доярок и чистых, упитанных мясо-молочных их воспитанниц.
В туалете есть ещё две достопримечательности, кроме ТВ, авангарда и весёлой публики. Рабочий туалета в казачьей форме и защитного цвета фуражке, какие в станичных магазинах ещё продаются, суетится, что-то подметает, вытирает, бормочет. Причём это. Кажется у него не имидж, а образ жизни. Я видел его не раз в городе, в этом же наряде, с мелиховскими усами и чубом. В самом же туалете есть потайная дверца в каморку, где вот уже лет 30 живёт старик. Эх! Би-Бомж! Живёт себе человек и рад углу, хоть и с унитазом рядом.
Я открыл книгу отзывов и прочёл единственное, что можно описать: «Козлы вонючие!» А дальше…впрочем это вы можете увидеть на дверцах любого общественного туалета. Мне стало больно. Помимо всего, среди выставившихся, есть и очень большие художники. И я написал: «Ваше искусство хотя и в говне, но оно искусство, впрочем. Как и наше. Спасибо, Тимофей, за хорошие картины!» И подписался – В.Посиделов.
«Дай, сынок, ручку, я тоже напишу» - попросил стоявший рядом Велимир. Я дал.
Сатана улыбался и спрашивал-искушал телевизионщиков – не хотят ли они что-либо из холстов купить?
Те шарахались.
«А зря – грустно размышлял вслух Сатана – лет эдак черз 20-25 тимофеевские вещи пойдут с пятью нулями…».
Тимофею 29 лет. Худой, тщательно выбритый Христос. И улыбается отстранённо-задумчиво. Пишет по-хорошему плохие стихи и. на мой взгляд, гениальную прозу. его картины пересказывать бессмысленно и ощущение тоже передать не могу, это – как видение во сне, но. несомненно, здорово. Начал как график, технику графики перенёс на холст маслом.
«Ну, возьмите хоть бабу голую за трояк! А чё – краска густая, ноги красивые – орал весёлый Саша и заливался смехом, каким смеются немецкие сувениры - мешочки-хохотунчики.
Нравится мне Тер-Оганян - весёлый парень. На всю жизнь запомнил его вещь «Красный генерал» (выставлялся у нас в ДКС) – технически это эпилепсия в своём эпицентре.
То ли лужа крови (вид сверху), то ли «заря коммунизма» - и на ней чёрной сажей – зверская рожа, каких дети рисуют, чтоб всё злодейство выразить и чёрное корявое оружие разбросано.
Минимум – двести смыслов моей эпохи. Не взирая на духовническую приставку «Тер» - Авдей – порочный и святой – как дьявол.
Зимой Авдей носился с женским манекеном, даже на Арбат собирался ехать. Говорил, что это его любимая. «А что? Бабы – это одни хлопоты: то в кино её своди, то пописять». А манекен поставил в углу – мооолчит. молчит умница!
Недавно задумал Авдей публичное распитие бутылочки портвейна. Билеты будут распространяться на это зрелище. Представляется грандиозный глюк так: среди белого-белого дня, перед честной публикой Авдей – в сорочке и в галстуке осушает портвешку и интеллигентно сдается в руки блюстителей общественного порядку.
Авдей похож на свои картины и ещё на измученного концлагерем стриженого болгарина, в глазах его застыл чёрный огонь.
На следующий день выставку арестовали. так и не успел переодеться дамочкой и сходить в женское отделение.
А спустя неделю, 24 сентября с.г. в газете «Комсомолец» читаю: «Вылкам плиз!» или «Поосторожнее с авангардом!» - выставка провинциального авангарда в кооперативном туалете – следствие тяги кооператоров к искусству или желание провинциальных авангардистов найти единство формы и содержания?
… Дождь азартно молотит по зонтам, грязь так и летит из-под колёс, рвущихся сквозь непогоду машин, и вдруг – трескучий велосипедный звонок: «Посторонись!» И толпа шарахается: ещё заедет грязным колесом!
Но колеса-то нет, как нет и велосипеда! А есть молодой художник-авангардист Авдей Тер-Оганян с помощью звонка, прикреплённого к ручке зонтика, прокладывающий себе дорогу в современном искусстве.
Опуская некоторые нюансы концепции, изложу её так: современному художнику скучно пребывать в жёстких рамках. Поэтому надо их раздвинуть, обойти, поломать… короче, да здравствуют художники поведения! Творцы собственной судьбы, а также всяких неожиданностей в жизни окружающих.
Одна из таких неожиданностей – «Выставка провинциального авангарда «Вылкам плыз N3», открывшаяся в кооперативном туалете по переулку Газетному.
Я надолго запомню ужас на лицах двух подвыпивших посетителей, в самый неподходящий момент наткнувшихся взором на изображение обнажённой женщины. потом они объясняли, что были уверены: в спешке перепутали «М» и «Ж».
Или эпизод с моим знакомым после посещения предыдущей выставки, давший неосмотрительный совет её устроителям – поместить один из экспонатов (кирпич) в писсуар. На выставке N3 это проделано и снабжено фамилией,подавшего идею.
Представлены также коллажи из газет, воскрешающие дух славной лошадки Дада. Отдельные высказывания и стихи, разбивающие вдребезги унылость дверных кабинок. Всякая мелочёвка, рассмотреть которую не успеваешь из-за невозможности долго пребывать в специфической атмосфере заведения.
Мне лично выставка московского авангарда, проходившая в сауне и завершившаяся общим омовением участников, представляется более удачной. Хотя не скрою, книга отзывов содержит и более резкие суждения. К примеру, один из вдохновителей рок-клуба подчёркивает, что и представленное здесь искусство и его собственное – одинаковое дерьмо (в оригинале сказано круче). Насчёт собственного – ему виднее. Что же касается художественного авангарда – посмотрим.
М.Мефидиев. г. Ростов»
Ох, и «уел» меня этот М.Мефодиев! Хорошо знает приёмчики черносотенных журналистов…
Пару раз (для начала) кольнув по-девчоночьи. эпитетом «провинциальный», вы под занавес роняете – «художественный авангард»… А я смею заявить, что Авдей Тер-Оганян прокладывает себе дорогу в искусстве не только велосипедным звонком, но и идеями, кистью и карандашом, странно, что вы не углядели слона… Ну это обычная ваша близорукость…
А с художниками меня и рок-клуб вам не удастся поссорить. Они-то знают, кто есть кто.
но вернёмся всё-таки к холстам. Запомнил я на выставке одну лишь картину, но сейчас мне кажется, что я её больше выдумал, чем запомнил. Может быть, на самом деле она не такая?
Ощущение, что на очень грязном оконном стекле нарисован старый, бородатый мужик. А там, где глаза. стекло камнем пробито и в дырах – ослепительное синее небо. Жаль, автора не успел запомнить. Лик мужика этого важного и надменного растёкся по грязному стеклу, как почти вся наша официальная донская живопись с соцреалистическими степями, камышами, доярками и комбайнами, трамбующими поля. И только две дырочки, за которыми – чистое небо. Как жаль, что этого авангардистского неба пока так мало.
Валерий Посиделов.
Журнал «Ура Бум Бум N 1. Отдельные публикации из «Приложения неизвестно к чему»
1988 год